Сверкающий багровый край светила уже показался над песками. Если бы я смогла что-то произнести, то непременно бы поторопила своих спутников с ритуалом объединения силы и магии. Они-то явно о нем забыли. Но говорить я не могла.
Зато мог Джабраил.
– Что вы стоите, разинув рты, остолопы?! – заорал он на джиннов. – Помогите ей удержать свет!
Словно очнувшись ото сна, его собратья мигом выстроились в подобие живой цепи. Та нить, что незримо связывала мою душу с Нарайяном, вдруг стала видимой, подобно сверкающему лучу она тянулась от моих рук к светилу. За нее ухватились и джинны. Гримасы боли тут же исказили их лица. Пусть сильнейшие из своего народа, но и они не смогли даже на ногах устоять, попадали на колени. Но все так же на вытянутых руках держали мою связь с Нарайяном.
Хотя я чувствовала себя виноватой перед джиннами, но мне стало несравнимо легче. И теперь Нарайян будто бы поднимался сам, не черпая на это мою жизнь.
Уже был виден сияющий на его багровом лике контур цветка ириса. Причем, свет этот был тем, привычным и родным, который дарил нам Нарайян до возвращения в мир ифритов. Мне даже подумалось, что именно поэтому противники сейчас и замерли недвижно, словно став пленниками этих лучей. Вот только я догадывалась, что их оцепенение вот-вот спадет.
Спешно поднимающееся дневное светило замерло рядом с Литаиром. Багрово-яркий свет смешивался с приглушенно серебристым, и в этом удивительно сиянии казалось, что с неба на нас сыпется множество крохотных разноцветных искорок. Замерцали доспехи людей и эфемерные джинны. Первых наполняла магия, а вторые становились материальными. Несколько мгновений, и никто из моих спутников не был прежним.
И в этот момент ифриты снова бросились в атаку. Низкое яростное рычание, взмахи громадных когтистых лап и буквально осязаемая злоба в один миг разрушили воцарившее волшебство. Нарайян спешно опускался к горизонту на западе, джинны по-прежнему помогали мне, и только люди могли сейчас противостоять ифритам.
Пусть наших защитников было всего двенадцать против двух десятков яростных чудовищ, но теперь доспехи и клинки сияли смешанным светом двух светил. Нет, люди не стали неуязвимыми, но теперь они могли сражаться на равных.
Едва Нарайян опустился за горизонт, я почувствовала, что свободна. Моя душа больше не стремилась покинуть тело и, что удивительно, произошедшее будто бы вообще никак на меня не повлияло. Если не считать навалившуюся усталость и запоздалый ужас. Освободились и джинны. Тут же кинулись на помощь сражающимся. И теперь в общей путанице я даже не всегда могла понять, где кто. Они словно стали одинаковыми существами. То ли наделенные магией люди, то ли обредшие плоть джинны.
Лишь мы с Джабраилом остались в стороне от хаоса битвы. Я впервые видела друга таким подавленным. Именно сейчас вся тяжесть его участи проявилась в полной мере. Он ведь не мог ни помочь удерживать Нарайян, ни сражаться с ифритами. Сам собой осуществившийся ритуал единения силы и магии Джабраила не коснулся. Как и меня. Словно изгоев, недостойных такой милости.
Вмешательство джиннов ускорило исход сражения. Ни один ифрит не сбежал. Чернеющие от крови пески спешно поглощали в своих недрах мертвых чудовищ, будто бы стыдясь оставлять их под светом Литаира.
Я так устала, что даже толком обрадоваться не смогла. Да и никто словно бы не радовался. Все почему-то обернулись ко мне. Сделавший несколько шагов навстречу Хафиз вдруг с почтением поклонился. Его примеру последовали все остальные, чем мгновенно вогнали меня в смущение. Даже Дастрияр презрел свое происхождение, чтобы выразить мне благодарность. И только Зехир лишь устало улыбнулся и едва заметно кивнул.
Пусть исход битвы оказался в нашу пользу, но теперь, когда запоздало нахлынувшая радость чуть поутихла, пора было подумать о будущем. Трое из стражников оказались ранены, но не серьезно. Джинны быстро справились с ролью искусных врачевателей. Теперь словно бы насовсем исчезла та казалось бы непреодолимая пропасть, что разделяла прежде две расы. Не было ругани и споров, насмешливых и ненавидящих взглядов. Будто бы здесь собрались старые друзья, а не бывшие враги.
И как обычно мрачный Джабраил поспешил испортить всем настроение.
– Это лишь первый отряд ифритов. Их будет все больше и больше. Хотя теперь вы и способны дать им отпор, но рано или поздно они просто задавят количеством. Нам надо спешить к храму. Так что вперед.
– Придется потратить остаток ночи на поиск лошадей, – осадил его Зехир. – Без них путь по пескам, да еще и в доспехах займет недели три. Пусть мы потеряем оставшиеся часы до рассвета, но в итоге все равно выиграем во времени.
– Зехир прав, – тут же подхватил Хафиз, переглянувшись с джиннами. – Необходимо найти лошадей.
– Так они ведь в разные стороны разбежались, – Дастрияр огляделся, словно в надежде, что из-за барханов вот-вот появятся воспылавшие ответственностью за нашу миссию беглецы.
– Ничего, до утра найдем, – Аджир наоборот пылал энтузиазмом. – Только, наверное, нам надо будет разделиться, – он вопросительно взглянул на Зехира.
Я только сейчас поняла, что его, а вовсе не Дастрияра, еще с самого начала пути почему-то сочли главным. Даже высокомерный Хафиз прислушивался к словам Зехира. Ну а сын эмирхана только и рад был сложить с себя обязанность руководить.
– Я никуда не пойду, – я даже на песок села, подтверждая свои слова, и скрестила руки на груди. – Можете оставить меня одну здесь посреди пустыни, но я все равно не в состоянии еще несколько часов бродить по барханам.
– Конечно-конечно, – с искренней отеческой заботой в голосе согласился Хафиз, – тебе необходимо отдохнуть.
А еще побыть в одиночестве без этих дотошных взглядов. Подумаешь, подняла среди ночи на небо Нарайян, тоже мне великое событие.
– Одну Сарию оставлять нельзя, – Джабраил покачал головой и явно нехотя добавил: – Будет вполне разумным, если с ней останется Зехир. Ифриты, конечно, до утра точно не появятся, но Великая пустыня и так таит немало опасностей.
И уже во второй раз Джабраила не проигнорировали. Не то, чтобы он стал все-таки равным в глазах джиннов, но хоть не пустым местом, как прежде.
– Вполне разумно, – Хафиз кивнул и перевел вопрошающий взгляд на Зехира.
– Я останусь с Сарией, так что за ее безопасность не беспокойтесь, ищете лошадей, – все так же невозмутимо ответил тот. Словно ему вообще было все равно бродить ли до утра по пескам или охранять это время меня. Мелькнула тоскливая мысль, что я своими тайными разговорами с Дагнаром все-таки добилась, чего хотела. Вот только холодность Зехира совсем меня не радовала.
Разделившись по двое, наши спутники разошлись в разные стороны. Хорошо хоть джинны чувствовали присущую всем живым существам природную магию, так что знали, куда идти. И вскоре ночь поглотила ушедших на поиски.
Глава шестая
Мне казалось, я больше никогда не смогу сдвинуться с места. Сидела на песке, обняв колени и бездумно смотря перед собой. И ничего не хотелось, ни одна мысль не нарушала хаотичным мельтешением охватившую меня пустоту.
Да и Зехир даже не пытался заговорить со мной, словно вообще был тут один. Уйдя в темноту ночи, минут через десять вернулся с ветками сухого кустарника и развел костер. Веселое пламя мгновенно очертило круг уютного света. Пусть я и продрогла уже основательно, но не спешила приближаться к огню. Смотрела на него с запоздалым ужасом. Мне казалось, что это крохотный осколок дневного светила. Осколок едва не убившего меня Нарайяна.
Только сейчас осознавая пережитый ужас, я никак не могла поверить, что все обошлось благополучно. До этого я ведь была в посмертии лишь однажды, во время обряда второго рождения. Но тогда рядом был Зехир, и происходящее не казалось таким уж страшным. А тут я оказалась совсем одна. И теперь мне не давала покоя такая простая и невыносимо горькая мысль: человек умирает один. Есть у него родные или нет, любит ли он кого-то больше жизни или нет, одарен верными друзьями или нет – в итоге он все равно останется один на один со своей смертью. И теперь все, что когда-то считала самым драгоценным, казалось мне бессмысленным: и любовь, и дружба, и семья. Зачем пытаться обрести что-то, если ты все равно в итоге лишишься всего? Всего, кроме осознания собственного одиночества и ненужности. Я уткнулась лбом в колени. Может, и заплакала бы, но за последнее время слезы жалости к себе и так мне уже надоели до отвращения.